«Уралмаш»«Уралмашзавод»АвтопортретАдам и ЕваАкрилАкриловые эмалиАмурыАппликацияАрхангельскоеАссамбляжАэропортБабочкиБелое мореБеседкаВенокВерхняя ПышмаветерВлюбленныеВойнаВыпуковоГлавный входГородД/к завода «Уралэлектроаппарат»ДевочкиДевушкаДеревьяДетиДождьДоменный цехЗанавескаЗнаки ЗодиакаИисус ХристосИмандраИнтерьерКарандашКафеКинотеатр «Москва»Кинотеатр «Чайка»КоллажКольский полуостровКошкиКругКруглышевоЛесЛодки под парусамиЛошадиЛюбимые литературные героиМаслоМаслоМаслоМаслоМастерскаяМореМСХАМСХШМузыкаМухановоМхи и лишайникиНоводевичий монастырьОблакаОдуванчикиОкнаОкноОтражениеПанно «Самодеятельность»Панно «Север»Парковый фасадПейзажПоездПортретПортреты рабочих УралаПрессовый цехПромышленный УралПтицыРазговорРаспятиеРельефРозыСкерцоСмешанная техникаСныСпортСпортивные игрыСтихиСтрогиноСтульяТаватуйТемпераТравы и цветыУралУралвагонзаводФонарьХибиныЧасыШарШиханЭкслибрисЭмальЭскизЯблоки
Записи, открытки, письма

1941 год. Мне только что исполнилось 13 лет. Всюду висят плакаты «Раздавить гадину в ежовых рукавицах» или «Болтун – находка для …» В воскресение 22 я прибежал со двора, мама меня задержала… Сейчас будет выступать Молотов. Мы собрались у тарелки громкоговорителя – мама, отчим, няня и я. Молотов объявил о нападении Германии. Я видел, как у моего отчима дяди Мили затряслась нижняя челюсть. Все молчали, а я помчался во двор, там были уже все ребята. Мы радовались и кричали, что разобьем немцев через 2 недели, а на следующий день говорили, что наши войска уже заняли Варшаву.

 

 

Моего отчима дядю Милю сразу мобилизовали. Он был младшим лейтенантом запаса, каждый год проходил переподготовку. В первые месяцы войны его часть стояла под Москвой, он командовал тремя противотанковыми пушками на лошадиной тяге, но у них не было постромок и чего-то еще и поэтому их не отправляли на фронт. Но в октябре 1941 г., когда немцы вплотную подошли к Москве, их бросили куда-то под Юхнов, Малоярославец, и вся часть попала в окружение. Это рассказал его командир, которого успели вывезти на самолете. Это он позже сообщил моей маме. А сейчас это подтвердили в интернете.

 

Моя мама была врач-эпидемиолог. В июле 1941 г. ей пришла повестка из военкомата. Помню, как мы ее собирали. Но в военкомат она опоздала и ей сказали, что она не имеет права никуда уезжать и [должна] ждать вызова. Позже ее направили на борьбу с инфекциями в стране и она летала на самолете У-2 по стране туда, где возникала эпидемия либо сыпного тифа, либо туляремии. Однажды она была командирована в Башкирию на борьбу с туляремией, и одним [из] пунктов ее полета было село Воскресенское, куда была вывезена художественная школа. Мы жили в общежитии «Райсовет», когда ее туда привезли. Я встретил ее в лаптях, а перед входом высились сталактиты желтого цвета. Был мороз около 40° и мы… Естественно, она пришла в ужас.

 

 

Я, Аблин Евгений, родился 13 мая 1928 года в роддоме им. Грауэрмана на Большой Молчановке в городе Москве и жил на Арбате 54, это угол Арбата на Смоленской площади, над гастрономом №2. Моя мать, Аблина Тамара Наумовна, была врач-эпидемиолог и работала перед войной доцентом в I Мединституте им. Сеченова. Отец с нами не жил, а мама в 1938 г. вышла замуж, и мы жили вчетвером в комнате в 18 кв. м в коммунальной квартире с кухней в 4 кв. м с соседями.

 

 

В 1956 году в училище бывшего Штиглица в Ленинграде я и Игорь Пчельников писали наши дипломные картины. Я – «Север», а Игорь – «Юг» для железнодорожных касс на Невском. Писали мы в огромном красивом зале, отделанном темным дубом, зале, где раньше вмонтированы были 6 или 8 картин Тьеполо. В 1918 году их реквизировали в Эрмитаж, а в 20-х годах они исчезли и оттуда.

Однажды нас собрали в огромном атриуме со стеклянным куполом и нам прочитали письмо Хрущева о Сталине. После этого мы собрались, весь курс – 12 человек, у нас в зале, взяли ящик портвейна три семерки (777), всю ночь пили и вспоминали, что у каждого из нас в семье кто-то пострадал или пропал. Все рассказали, хоть до этого скрывали. Под утро мы пошли на нашу парадную лестницу, где стоял бюст Сталина, и попытались его обоссать, но увы… Тогда мы стащили его с пьедестала и со словами «умер наш дядя, как жалко нам его» в сопровождении дежурного парторга, умолявшего: нас не бейте его, понесли в подвал.